Внешний вид: чёрное платье футляр, черные чулки, ботильоны с кантом из бежевого меха, норковый полушубок с капюшоном; в руках бежевый лаковый клатч; волосы аккуратными локонами ниспадают на плечи; ногти накрашены красным лаком, в тон подобрана помада.
У вампиров может быть только один враг – человек-охотник. Всё остальное – шваль, которой и опасаться то не стоит, просто делаешь аккуратный выпад, наносишь оглушающий удар, а затем жадно присасываешься к артерии на шее, делая глоток за глотком, пока жертва не перестанет дёргаться. Затем облизываешь окровавленные губы, возвращаешь себе прежний, человеческий вид и, как ни в чём не бывало, пускаешься в дальнейшее путешествие по жизни. Но всё, в конечном счёте, зависит от ситуации. Как в этот раз.
Этот вечер ты провела в театре в нескольких кварталах от места, где буквально часом позже застрянешь на всю ночь. Прекрасное зрелище с латиноамериканскими актёрами, которые отыграли всё на высшем уровне. Нет, ты не была большой фанаткой театров и иже с ними, но за всю свою жизнь, тебе иногда хотелось чего-то нового в развлечениях, нежели кровь и кишки, выпущенные очередному бедолаге, что позволил себе наставить в милый носик свою большую, страшную пушку, под завязку набитую свинцом. Этот вечер стал одним из немногих «разгрузочных дней».
Ты неспешно плыла по злачным улочкам Бронкса, всё дальше и дальше отходя от более приличных мест, при этом мурлыкая себе под нос значимые диалоги и звуковые мотивы только что просмотренного спектакля. Маленькая слабость, за которой ты не заметила преследователей. Что, казалось бы, странного в том, что по Бронску за тобой направлялись с десяток молодых парней? Что странного в том, что все они как-то недобро смотрели тебе в спину – ты чувствовала их взгляды и, вопреки их мнению, слышала каждое их похотливое словечко, чувствовала, как они парочками и тройками то нагоняют тебя, отставая на два шага, вероятно полагая, что заставляют тебя нервничать и ускорять шаг, то вновь давая «птичке» свободу? Собственно, ничего… Наверное. Если бы ты была одной из тех, кого можно было легко поймать, изнасиловать в ближайшем тёмном переулке и там же бросить.
Ты сначала подыграла им. Несколько раз ускорила шаг, а затем под глазами проступили черные вены, глаза налились кровью, а там возникло непреодолимое желание перегрызть эту банду насильников-неудачников, но, правда, Альта? Ты, правда, рискнёшь всем тем, что у тебя есть сейчас здесь в Нью-Йорке ради того, чтобы отделаться от этих подонков? Неужели для тебя настали старые военные времена, когда единственным верным решением было убийство врага, ведь, в противном случае, он мог убить тебя? Нет, детка, всего лишь минутная слабость, когда сущность возымела верх над разумом и здравым смыслом. Да и терять работу, дом, место, где можно безнаказанно убивать и принимать кровавые ванны, ты не готова к таким серьёзным переменам ни сейчас, ни потом.
Они думают, что играют с тобой, но это ты играешь с ними. С шага ты переходишь на быстрый шаг, затем оглядываешься, делая вид, что, наконец, заметила эту компанию и услышала то, о чём они говорят, после чего перешла на бег – поверьте, всё это выглядело так же естественно, как игра актёра на сцене.
Ты вырываешь запястье из руки одного из парней в тот самый момент, когда, как ни в чём не бывало (будто не пробежала квартал лёгким бегом), открываешь дверь бара и не заходишь (врываешься) внутрь. Парнишки не смеют туда сунуться, понимая, вероятно, что там им легко дадут отпор, лишь завидев красотку и её напуганное личико. Впрочем, стоит тебе пробежаться беглым взглядом по разношёрстной публике заведения, как тебе более не хочется спешно покидать это треклятое место, не присоединившись к одному из посетителей. Все жадно глазели на тебя, но тебе и дела не было до всех. В толпе пьяниц ты приметила одного единственного у барной стойки. Что в нём такого особенного?
Ну, запах, широкие плечи, похоть во всем его виде и, конечно же, твоя вампирская жажда обладать всем, что тебе хоть мало-мальски нравится. То, что он флиртовал с какой-то проституткой, судя по её внешнему виду, тебя нисколько не смутило. С лёгкостью ты переключила его внимание на себя простыми женскими штучками, во время непринуждённой беседы завладела разумом и душой, после чего под утро упорхнула у него из-под носа, оставив лишь тонкий аромат своей туалетной воды на его грубой ладони. Ты зародила в нём семя желания, оставила неудовлетворённым во всех возможных смыслах, точно зная, что он теперь только твой, только протяни руку и забери трофей.
that's all they really want
some fun
girls - they want to have fun
Внешний вид: трикотажная чёрная блуза с V-образным вырезом, юбка карандаш, сапоги без каблука, поверх накинут норковый полушубок; на плече сумочка средних размеров, украшенная металлическими заклёпками; волосы собраны в высокий конский хвост; глаза подведены чёрной подводкой, губы накрашены красной помадой.
Во второй вечер всё было по-твоему. Ты уже управляла им. Знала, что он придёт в этот бар с ничтожной надеждой на новую встречу. Знала, что будет протирать штаны на том же барном стуле в ожидании коварных глаз, в которых при желании можно было бы легко утонуть. Но ты не спешила. Ты любила терпкое красное вино, а ожидание этого мужчины было сродни выдержке вина в погребах – чем больше пройдёт времени, тем лучше вино, тем больше желание взять, коли представился второй шанс.
Жёлтое такси притормозило у бара, но ты не вышла из него. Ты чувствовала в воздухе аромат его тела – его было невозможно с чем-то спутать: запах чужой женщины, пот, алкоголь, ядрёная смесь, от которой ты получала какое-то нездоровое удовольствие. Соперничество с другой и твоя неминуемая победа придавали тебе уверенности, тихого превосходства над смертной дрянью, которой, увы, не суждено скоротать пару веков с ним, с твоей новой игрушкой, в отличие от тебя. А всё было просто – ты была достойна, та другая, чей запах он носил на себе, нет.
Сидя в машине, ты слышала биение его сердца, как оно учащается, как вновь восстанавливает свой ритм, как обрывается. Слышала, как он ставит бокал на стойку, а делая глубокий вдох, ты слышала каждый его шаг к двери, ласкающий слух – трусливо бежит от ожидания, но ещё не знает, что бежит к тебе, к своей гибели и последующей вечной жизни. Тебе потребовалось куда меньше времени, чтобы очутиться у двери и взяться за её ручку, чтобы в следующее мгновение толкнуть дверь от себя и, как бы неожиданно это не было для него, совершенно спокойно, изгибая ярко алые губы в коварной и чуть надменной усмешке, преградить ему единственный путь отступления.
  – Добрый вечер. – Тихо, томно проворковала ты, кладя свою ладонь на грудь мужчины. Новая наживка закинута, и ты уже знаешь исход этой рыбалки. – Кажется, вчера я забыла представиться, когда ускользнула от Вас. Решила исправить досадное упущение, не составите компанию и не выпьете чего-нибудь со мной, м? – Последним волшебным словом было, - я плачу. – У него просто не осталось выбора, как только согласиться на посиделку с той, что так искусно продинамила его ещё вчера.
Впрочем, ты ведь дала ему выбор – уйти или остаться, поэтому твоей вины во всём, что дальше произойдёт с ним, здесь не было. Разговор плавно перетекал с одной ничего не значащей темы на другую; ты позволяла себе разные вольности – то загадочно улыбалась, то смеялась над его глупыми шутками, непринуждённо касаясь его руки, то тянулась к его губам для поцелуя, но обрывала всё на корню, раз за разом оставляя Джексона не удел. Тебе нравилось касаться его кожи, вдыхать его запах… Ты попросту играла с ним так, как хотела – ведь он и должен был стать игрушкой в твоих жадных до притягательных мужчин руках.
Несколько часов пролетели незаметно. Когда твой взгляд задержался на его наручных часах, ты картинно ахнула, прикрывая алые губы рукой и тем самым скрывая проскользнувшую по ним улыбку, когда спешно поднялась из-за стола, оставив на столе приличную сумму за алкоголь и большие чаевые, а там, в очередной раз без объяснения причин, поспешила ускользнуть от мистера Мэддокса.
  – Всего доброго, Джексон. – Достаточно вежливо пролепетала ты, затем направилась к выходу, изящно виляя бёдрами. Хотя, в последнем уже не было особой необходимости – нажива была проглочена им достаточно глубоко, чтобы быть на 99,9% уверенной в его следующем шаге.
Дверь бара за тобой плавно закрылась, ты на несколько мгновений задержалась у входа, поправляя капюшон норковой шубки, точно зная, что в следующее мгновение этот голодный до женской плоти амбал выскочит из этой самой двери, чтобы расставить всё точки над «i».
На губах заиграла удовлетворённая улыбка – никогда ещё твои игры не были столь простыми, столь искусными, столь ловкими, а жертва столь желанной.

Гипноз Веры пал несколько недель тому назад — ты просто перестал интересовать её как игрушка; ощущение блаженной безмятежности сменилось тревогой и острым желанием вернуться в бар и в очередной раз напиться до белой горячки. Только чудом, вероятно, ты удерживал себя от этого порыва — ты выпал из жизни, не только из-за любви и прошлого, и теперь хотел вернуться на тропу войны; этот путь был единственным, по которому ты мог уверенно двигаться к смерти, все остальные повороты и съезды были тупиками, в этом ты убедился в очередной раз.
При этом этот случай был по-своему особенным. С каждым днем возвращалось всё больше тех старых воспоминаний о жизни, которой ты не заслужил. Образы прошлого не давали спать, чертовые видения преследовали тебя днём и ночью: Ида, вампиры, Вера, Орден... Какофония из эпизодов жизни складывалась в ужасающе реальные картины возможного развития событий, если ты, конечно, позволишь им так развиваться. Одним важным событием был болезненный разрыв, который ставил во всём этом жирную точку, не позволив тьме возобладать над светом.
  «Ида в безопасностиp», раз за разом повторял себе ты, «пока меня нет с ней, она в безопасности». Но так ли это было на самом деле? Желание проверить было велико, равно как и желание не причинять более душевной боли.
По утрам или во время бессонницы сидя в одиночестве в четырех стенах за обеденным столом с чашкой кофе перед собой и сигаретой в руке, ты делал глубокую затяжку, затем выпускал едкий дым из легких, видя в причудливых завитках свою жизнь: ты вспоминал как делал первые несмелые шаги в очаровывании Иды Морган; как поступал с ней, как чертовый кобель, хотя она не заслуживала такого к ней отношения; как осознал свою влюбленность и как, наконец, признал её, слишком поздно для того, чтобы найти в охоте и жизни с ней золотую середину.
Каждое утро ты невольно прохаживался у её магазина, наблюдая за его упадком и желанием владелицы распрощаться со всем, что связывает ее не просто с городом, но с ним. Ты тайком из-за угла наблюдал за её домом, у которого теперь красовалась табличка «for sale», но не ради того, чтобы в самый не подходящий момент вывернуть из своего укрытия для встречи, а чтобы защитить её от незваных гостей. Признаться, желание столкнуться с ней лицом к лицу в такие моменты возникало стоило ей только показаться в дверях дома, чтобы получить по морде или яйцам, или же чтобы поговорить «о нас». Но ты всегда останавливал себя, делая один шаг — это было лишним и неправильным, ведь точка уже стояла.
Это утро ты по обыкновению начал с кофе и сигареты, в задумчивости обнаружил на полке тарахтящего холодильника кусок заплесневелого сыра и черствый хлеб, идея позавтракать бутербродами перед восемью часами среди пыльных книжных полок возникла сама собой. Отставив чашку в сторону и перехватив сигарету зубами, ты достал нож из ножен на поясе... В это мгновение что-то произошло; ты не видел этого лично, зато точно помнил под пальцами левой руки повязку на ноге Иды, под которой скрывалось ножевое ранение — рука дрогнула и вместо того, чтобы пройтись острием по сыру, нож проехался по твоей собственной руке от запястья к пальцам — порез оказался глубоким, судя по обильному кровотечению были повреждены крупные сосуды, помимо прочего было просто непривычно больно.
Перетянув руку жгутом выше локтя, ты разумно предположил, что лучше будет показаться врачу, поэтому не мешкая отправился в больницу Ньюпорта.
В больнице было как всегда людно — у стойки администратора ты сразу же подметил знакомую фигуру, только пока не мог понять чью именно: одного из врачей, кому довелось заниматься твоей израненой тушей... Или... Подойдя ближе ты понял, чья это стройная талия и округлые бедра. Ты остановился в каких-то десяти-пятнадцати метрах от женщины, которая беседовала с врачом в белом халате... В голове закралась одна из тех мыслей о неутешительном физическом или эмоциональном состоянии Иды, ведь тому был виной ты. Ты замер, весь обратился в слух, стараясь расслышать среди шума только лишь два голоса.
Футболка, которой ты наспех перевязал руку, насквозь пропиталась кровью; тонкая струйка алой жидкости текла по кисти, скапливалась на среднем пальце капелькой, а затем срывалась вниз, разбиваясь о пол, образовывая багровую кляксу у твоих ног. Первой и единственно правильной мыслью была мысль убираться отсюда как можно скорее; есть вероятность, что все случилось бы именно так, если бы не твое желание удостовериться в полном здравии твоей пассии. Когда Ида и врач отправились к кабинету, ты не постыдился достаточно приотстать от них, а затем проследить за женщиной — ровно до кабинета. Твои глаза округлились от удивления, на табличке значилась надпись «гинеколог». Не то, чтобы ты подумал, что Ида Морган подхватила какую-то ВИЧ заразу от тебя или любого другого мужика, который трахал её после тебя; почему-то первым делом в голове отчетливо всплыл эпизод не столь далекого прошлого в стенах одной из палат, когда скандал кончился бурным оргазмом, сопровождаемый семяизвержением. Последствие от подобного могло быть только одно — беременность.
Ты больше не думаешь о руке и боли, сосредотачивая всё свое внимание на сложившихся обстоятельствах. Когда за дверью слышится громкий голос Иды Морган, ты инстинктивно отшатываешься на несколько шагов и в самую последнюю секунду поворачиваешься, начиная бездумно рассматривать висевшие на стенах стенды о беременности и женской репродуктивной системе. Крошечный зародыш, ещё пока только отдаленно напоминающий младенца на картинке, почему-то с легкостью представляется тобой в виде заметно округлившегося живота женщина, что, как ты услышал, присела на стул позади тебя. Ты медленно разворачиваешься, смотря на опущенную на ладони голову женщины, на то, как аккуратными волнами ниспадают по плечам её каштановые волосы, пахнущие корицей и сдобой. Ты рад, что вокруг ни души и что твой голос, отскакивающий от стен пустого коридора разносится ровными, чуть приглушенными волнами, когда ты, стараясь скрыть волнение и нервозность, произносишь:
— Ты беременна? — Вопрос получается не таким «трогательным», каким бы ты хотел его сделать. В нём необычайная сухость, а взгляд голубых глаз в свете искусственного освещения кажется серым, тусклым и почти злобным. Какое-то время она продолжает неподвижно сидеть на своём стуле, вероятно, стараясь разобраться в реальности голоса; когда она, наконец, поднимает голову, ты нетерпеливо, чуть раздраженно добавляешь, не справляясь с устремленным на тебя удивлением на лице Иды. — Боже, Морган, просто скажи мне, что носишь в чреве не моего ребенка. — В этот момент на твоем лице, хочешь ты того или нет, отражается разом столько чувств и эмоций, говорящих куда больше, чем сухие, абсолютно лживые слова. Ты жаждешь, чтобы Ида сказала тебе, что малыш твой; но в тоже время ты понимаешь, что не знаешь, что делать с этой информацией. Что делать с таким поворотом жизни... Ты как-то отчаянно выдыхаешь, еле слышно выдавливая из себя одно слово «прости». «Прости» за очередное появление в жизни; «прости» за очередное причинение боли: физической и моральной; «прости», что я просто стою перед тобой, готовый умолять о прощении и последнем шансе».