sea of bees – wont be long
тени упадут на ладони мне в беспросветной тишине. // когда я проигрываю по всем фронтам, мне хочется только к тебе. невесомая зависимость принимает критические обороты, ты начинаешь мне снится: приходишь, когда тебя совсем не ждешь, выворачиваешь наизнанку все бережно мной хранимое где-то в груди, а затем оставляешь меня в поту на обломках собственных мечт. когда что-то внутри в очередной раз оборвется, я знаю, что захочу только к тебе. прорастающая кровавыми коростами зависимость делает меня невменяемой, почти психически больной — я думаю о тебе утром, я думаю о тебе днем, я думаю о тебе вечером; я думаю о тебе постоянно, нахожу тебя в обломках сюжетных линий собственного рассудка, вижу твои спутанные черные волосы-петли в толпе, замечаю твой хищный оскал на дворовых одичалых собаках. мы обещали, что остановимся, когда потеряем контроль / мы обещали, что никогда не влюбимся / мы обещали, что здесь не будет кислорода — и это единственное обещание, которые мы по правде сдержали. если бы ты хоть раз попросила рассказать тебе правду, я бы рассказала: я падаю, джекс. я не заметила, когда моя феерическая балансировка на грани жизни и смерти обернулась полнейшим провалом, но даже сейчас, даже признавшись себе в грехах смертных к тебе относящихся, я не задаю никаких вопросов, кроме — почему я лечу одна? если бы ты хоть раз задала мне вопрос, если бы ты спросила за ланчем, когда пачкаешь одноразовый стаканчик кофе своей помадой: что сводит меня с ума, по-настоящему заставляет меня забывать о гранях реальности, которая с заядлым удовольствием плюется мне кровью в раскрытый рот — односторонность. чертово колесо, в которое засунули только меня, а центром вымостили твою фотографию моими собственными нервами. бесконечный двигатель, который мешает мне жить с отправной и конечной точкой в начале твоего существования. сводит ли меня это с ума, джекс? о да. когда я оказываюсь выброшенной бесхребетной шкурой недобитого животного, до которой никому нет дела, мне хочется только к тебе: я бросаю короткое смс на номер, выщербленный в памяти почти железно; скованными в цепи лжи ногами пробираюсь до квартиры, углы которой изучала спиной и ладонями из раза в раз, жадно стараясь вбить это в память чернилами. я преодолеваю порог в собственную ничтожность за двадцать минут, но дома тебя так и нет. правда в том, джекс, что я проиграла: я клялась и божилась, с пеной у рта доказывала, что мы поиграем с тобой в кошки-мышки, выгрызем на друг друге пару шрамов, на память, почти по-детски пытаясь увековечить хоть что-то настоящее в мире из сказок и бетонного неба; я бешено и рьяно рвала на себе волосы, чуть ли не на брюхе ползала, доказывая, что все это - игра, в которую обеим нам играть понравится. но правда, чертова джекс, знаешь в чем? в том, что я проиграла и самой себе не верю больше ни в чем, кроме отменного, первоклассного, почти из ряда вон выходящего своего сумасшествия, где ты на пьедестале лениво смотришь на бесконечный полет мой за сценой. я открываю дверь ключом, спрятанным между почтовым ящиком и стенкой, впуская в твою квартиру запах тактичного безразличия, которое ношу на себе заместо праведного лица. правда в том, джекс, что когда ты вальяжно укажешь на меня своим острым пальцем и скажешь мне "прыгай", я не смогу отказать. больше нет. единственное что будет меня действительно волновать - это как высоко ты хочешь, чтобы я прыгала. а на это мы с тобой не договаривались. мы говорили, что сможем остановиться, только вспомнили об этом слишком поздно. если бы ты шепотом, почти по-змеиному, спросила сквозь зубы: что мы делаем, я бы сказала, что мы на полной скорости летим с моста. я лечу. я лечу с огромного моста и в последний момент замечаю, что лечу с него в совершенном, первозданном, божьем одиночестве. я думала, джекс, что мы поиграем. а оказалось — мы проиграли.
снимай осаду, одежду, кино, фотографии, боль. // вколите мне что-нибудь. упираешься ладонями в кафель, доводишь температуру душа почти до критической отметки. горячая вода медленно выбивает из тебя напором запах мужчин, которые были сегодня. все остается за дверью съемной квартиры. все, что происходит вне тебя - этого не существует. отваливаются накладные ресницы, куда-то пропадает лоск волос, дорогие духи медленно остаются только ценником, за который можно будет тебя купить через год или два. во мне нет ни грамма правды, кроме тебя. во мне нет ни грамма кислорода, кроме тебя. иногда я думаю, джекс, о тех моментах, когда ты уходишь. я думаю, что у тебя, возможно, есть кто-то еще, кому ты безропотно вцепила пальцы в глотку, мешая сделать жадный вдох. иногда я думаю, что ты собираешь оледеневшие сердца по всему миру и хранишь их где-то в подвале, изредка выбрасывая особенно прохудившиеся. иногда я думаю, что ты не человек, но это ничего не меняет. юта выбирается из душа, с минуту смотрит в запотевшее зеркало, точно одураченная уличным фокусником, который вытащил у нее бумажник по обоюдной глупости. юта смотрит в зеркало, где нет её отражения. фантомное чувство рисует где-то сзади расплывчатый силуэт чертовки с черными волосами. юта почти чувствует, как джекс впивается в её шею пальцами-наручниками, преграждает ей доступ кислорода. сознание путается, ванна наполняется запахом их выкуренных по утрам сигарет. когда ты спросишь у меня что я делаю, я найду как минимум три занятия - задыхаюсь, падаю, тону. юта собирает мокрые волосы в неряшливый хвост, надевает на голое тело черную фланелевую рубашку, которая насквозь отравлена запахом джекс, натягивает белые носки. когда юта в попытках не умереть мечется по кухне, колдуя над туркой и что-то пытаясь изобразить на тарелке, в замочной скважине шуршат ключи. квартира наполняется кислородом еще до того, как джекс делает первый шаг за порог. вколите мне что-нибудь. джекс осторожно входит на кухню, безучастно бросает связку ключей на стол. у джекс глаза, как потухший вулкан, и сколько бы я не пыталась - у меня никогда не получается её зажечь. я не умею, не могу, мне сил не хватает, смысла или правды. я по целому ряду критериев оказываюсь здесь ненужной и пустой, совершенно разбитой, оплеванной, сломанной чертовой игрушкой у избалованного ребенка. юта тухнет в попытке улыбнуться, что-то бросает про кофе, который сварила вот-вот. джекс делает попытку улыбнуться. однажды, когда мы стояли по разные стороны дороги и ждали светофора, чтобы среди толпы затеряться в разговорах ни о чем и тайных прикосновений, почти противозаконных - урывистых, душных и безотчетных; однажды, когда мы стояли по разные стороны одной дороги, я поняла, что люблю тебя — и эта игры в момент перестала быть столь же захватывающей, как пять минут назад: под тяжестью взгляда твоего, полного гнева, безумия, отчаяния (?) я вдруг поняла, что люблю тебя. и сейчас, смотря на тебя уставшую, съежившуюся на стуле, я люблю тебя джекс. я вижу в твоих глазах, каждый раз, паззл на тысячу кусочков, которые все одного формата и все они в черной смоле. и каждый раз, когда я смотрю на тебя, я знаю, что не смогу тебя собрать. я не смогу тебя починить. я не та, кто тебе нужен. каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне хочется попросить прощения — в конце концов, я это всего лишь я. и у меня ничего путного не получается. — все в порядке? - осторожно, долго вглядываясь в посеревшее от бесконечной тоски лицо. юта ставит перед джекс большую кружку, подходит сзади на цыпочках, утыкается лбом ей в острое плечо. осторожно целует, будто впускает на вылет пулю, в шею. от джекс всегда пахнет домом, сигаретами, теплом и тревогой. — эй, - юта трется об неё, как кошка. юта дышит ей, как путник, истосковавшийся по дому.
только то, что я любил в ослепительной борьбе. // бросая кости, я ставлю на зеро: тихо, куда-то в шею, неосознанно и пусто, полно надежды и боли — я подумала, что ты могла бы переехать ко мне. дыхание, нарушающее тишину, становится невыносимым. острые плавники сгнивших рыб режут горло от правого уха до левого. — там слишком много места для меня одной. в попытках скрыть одиночество и отчаяние. единственное обещание, которое мы сдержали — тут больше не будет воздуха; и я задыхаюсь, падаю и тону. вколите мне что-нибудь. мир разрушенный даже в моей голове, там все сожжено, разрушено, разграблено. я насчитываю три глухих удара разъяренного, уставшего сердца, прежде чем ты открываешь рот. вколите мне что-нибудь. не оставляй меня. не оставляй меня в дураках одну. проиграй. или поддайся.

Отредактировано Utah Strayed (2016-06-16 11:55:21)